Статьи


Владимир ЩАГИН,
заслуженный мастер спорта СССР


Тайны моей игры


Я ведь никогда не забываю, не могу просто забыть, что сам играл, — а каково было слушать неприятные замечания о своей игре.

И сейчас мне, пожалуй, столь же неприятно критиковать известных игроков за проигрыш в таком тоне, словно возможные их ошибки, какие-то недочеты в подготовке и прежде замечал, а последствия, так получается, предвидел...

Но что поделаешь: не считаю удобным для бывшего игрока, не переставшего считать себя специалистом, говорить общо, в конкретные ошибки конкретных людей не вдаваясь...

Оправдания поражению — они всегда найдутся, даже если и нет их вовсе.

А в данном случае можно и предположите, что, не играй наша команда в предварительной встрече против США основным составом, сыграй резервом, как поступили американцы, подошли бы к финалу со свежими силами. И еще, если бы Зайцев не заболел...

Я никак не могу понять, почему же необходимую игре, необходимую ее истинным ценителям зрелищность хоть в чем- то противопоставлять достижению высоких результатов, достижению главных побед на международной арене? Не понимаю и никогда уж, думаю, не пойму: как это класс, высшее мастерство могут быть нерациональными?

Я вижу прямую зависимость между заметным снижением интереса к волейболу у зрителя (пятьсот человек на трибунах всесоюзного турнира — не аудитория для большой игры) и потерей чемпионского титула.

Зрелище волейбола с каждым годом тускнеет из-за утраченной самобытности. Самобытность каждого из ведущих игроков — в этом я вижу традиции отечественного волейбола. И причину нынешнего поражения вижу в отсутствии, в дефиците талантливо и сильно выраженных индивидуальностей.

На Играх доброй воли, где наша команда победила и невыразительно, и трудно, я выделил бы в составе одного лишь Лосева. В игре с командой США он раз за разом бил с первых передач и этим, прежде всего, внес растерянность в действия противника. Но вот что самое удивительное: не игроки вашей сборной сделали надлежащие выводы из инициативы партнера, а именно американцы в Париже, учтя уроки московского финала, особо прикрыли Лосева, и он как связующий потерял нити игры.

После Игр доброй воли стало очевидным, что и американцы, и японцы стремятся играть в комбинационный волейбол — в тот самый, вкус к которому мы огорчительно теряем.

Нет, тем не менее, не сказал бы, что наши волейболисты вовсе не играют комбинационно. Но ведь такую игру они ведут, как правило, в начале партии. Концовки же всегда, на мой взгляд, «топорные» — настолько повыше, только на определенного игрока.

Конечно, комбинационная игра — риск. Риск, разумеется, неизбежен при выполнении сложных приемов. Но как же прикажете прибавлять в классе, если от сложного вовсе отказаться?

Поймите правильно: я не собираюсь заведомо не замечать сейчас в игре сборной хорошего. Например, установки на групповое блокирование, на атаку силами высокорослых нападающих. Но вот в решающей встрече с США не получилась игра на блоке, не заладилась атака — и решения, приведшего бы, вопреки всему, к победе, как это прежде всегда бывало, не нашлось. И как же здесь не посетовать, что многое исчезло из игры безвозвратно? Или ошибаюсь? И найдутся еще в новых поколениях игроки, которые не захотят, чтобы из волейбола уходила гибкость, эластичность. Которые изначально усвоят, что, играя в атаке, совершенно не обязательно во всех случаях «ломить на силу», «лупить со второго этажа».

Ну, представьте себе, как выглядел бы футбол, откажись в нем ради каких-либо тактических новшеств от удара головой, подъемом или от «сухого листа»? А у нас в волейболе знаменитые игроки позволяют себе быть «Однорукими» (одни совсем не бьют левой рукой, другие — правой), почти никто не бьет «крюком». Кисть, которой можно сыграть тонко, остроумно, поверх блока и влево, и вправо, в нынешнем волейболе не применяется, не в чести у нынешних мастеров. Никто у нас почему-то никогда теперь не пробьет, что мы называли, «в полмяча» — резаным, то есть, ударом, когда тело бьющего уходит вправо, а мяч прицелен влево. Давно замечаю, что и хорошие игроки все хуже бьют «с поля» — издалека, а удачливы бывают только у сетки.

Согласен: атака высокорослых игроков очень эффективна, но удручает однообразие при исполнении нападающих ударов.

Слабой стороной по-прежнему остается прием мяча — уж извините, продолжаю свое твердить: надо возрождать, упорно тренировать навыки приема мяча «сверху», пальцами. Из-за того, по-моему, совершенно неудовлетворительна «доводка» первой передачи до связующего, выходящего с задней линии. Связующий получает мяч далеко от сетки — и не может потому комбинировать неожиданно для противника. Выходи он непосредственно, «тесно» под «третьего номера», пас на атакующий удар наверняка был бы внезапным— противник не успевал бы уловить направление хода. А пасуют в основном высокими передачами — и сопернику есть время выставить групповой блок.

Слабую игру нашей сборной сзади объясняю для себя тем, что связующие игроки, который, как правило, лучше играют на приеме, ждут мяч на первой линии и тем самым из защитных действий выпадают.

Мне кажется, что у нас очень мало игроков защитного плана, которые надежные действия в обороне сочетали бы с умением дать отменный пас игроку нападения. Не хочу слышать ссылок на то, что, дескать, теперь любой игрок — универсал. Не надо заниматься самообманом — принимать желаемое за действительное. Универсальность — идея, не вчера возникшая. И в мое время не раз казалось, что проблема уже решена: действительно, играем шесть в нападении – шесть в защите. Но это же происходило только при идеальном подборе игроков. Выпадал кто-нибудь один из такой «обоймы» — и приходилось в срочном порядке призывать чистого защитника. А не обманывать себя и не допускать такого, когда нет оптимального варианта замены. В Париже, в решающей игре с американцами, мне показалось, что замены не принесли пользы ни сзади, ни в первой линии.

Специализацию, вынужденную, подчеркну, специализацию, я имел в виду, конечно, в разумных пределах. Савин играет в атаке только с «третьего номера», что для соперников теперь не представляет прежней опасности — знают, откуда ее ждать. Наверное, подобные действия Савина связаны с тем, что он у нас лучший блокирующий. Но зачем же при подаче противника бежать непременно на «третий номер», почему для разнообразия не сыграть со «второго» или «четвертого»? Должен заметить, что игра Савина против американцев, вероятно, худшая в его биографии он ошибался и на приеме, и при нападающих ударах.

В матче против США отсутствовала командная игра. И не надо закрывать глаза на то, что каждый из основной шестерки не сделал того, что мог и должен был.

Сорокалет, допустим, так и не разобрался, что ему делать сзади, особенно на «пятом номере». Панченко, очень неудачно сыграл в конце четвертой партии. Шкурихин и Вилде, по-моему, никак себя не проявили. Лосеву посоветовал бы еще не прыгать на каждый мяч, а пасовать в прыжке только тогда, когда из статичного положения пас не проходит. То есть, снова возвращаюсь я к требованию разнообразия. Тоскую из-за того, что не вижу на площадке «взлетов» (когда взлетаешь в воздух и на хорошем обзоре получаешь точный, своевременный пас), «прострелов» (когда пас проходит вне: на край сетки, и «третий номер» соперников на блок не успевает). И нельзя же — просто не понимаю, как такое происходит?—сыграть четыре партии и ни разу не использовать «пас сразу».

При однообразии действий невольно утрачивается периферическое зрение в момент удара, когда атакующий должен видеть контур блокирования и мгновенно решать, как бить: по линии ли, косым ударом, правой или левой рукой... Кроме того, совершенно уверен, что подача «крюком» — боковая, сильная, нацеленная — эффективнее, чем подача в прыжке. Естественная усталость, когда два часа отпрыгал и потом опять идешь подавать, сказывается на точности исполнения.

Говоря об игроках нашей сборной, я ничего еще не сказал про Зайцева — лидера, без которого, как убедились мы в решающем матче, когда пришлось ему покинуть площадку после первый партии, игра не игра. Согласен, что Зайцев сейчас — номер один. И что как связующий он сегодня — образец. Но когда же было такое, чтобы к ведущему игроку не подходили с наивысшими мерками? Возраст и опыт, надеюсь, позволят мне заметить, что, при всех его талантах и склонностях к комбинационной игре, и он порой производит впечатление «чистого разыгрывающего». При его росте и возможностях он должен бы больше участвовать в атаке и, может быть, позаметнее выглядеть и при приеме мяча.

На этом бы и хотелось сейчас закончить. С надеждой, что в обозримом будущем с восхищения чем-то умным и талантливым в волейболе свои заметки можно будет с удовольствием начать.

«Советский Спорт»



Ольга ИВАКИНА,
дочь 2-кратного чемпиона мира по волейболу Владимира Щагина



Мой папа Владимир Иванович — коренной москвич, родился в семье печника, в которой было одиннадцать детей. Каждому из них выпал свой путь. Папины сестры — инженер МПС, бухгалтер управления железной дороги, учительница русского языка. Брат Александр, например, был известным артистом, выступал в театре Мейерхольда, в театре драмы и комедии на Таганке. А папа выбрал спорт.

Начинал он играть во дворе, увлекался и футболом, и баскетболом, и волейболом. Что касается последнего, то центром этой игры был парк Горького, где находилось огромное количество площадок. И на каждой собирались команды, согласно росту и умению. По мере постижения игры люди переходили с одной площадки на другую, получая повышение в классе.

Папа был прекрасно знаком с братьями Старостиными, играл вместе с ними в «Спартаке», причем особенно выделял Александра. А вот Николая как игрока ставил ниже, но относился к нему уважительно. Уже в конце прошлого века Николай Петрович один из экземпляров своей книги «Футбол сквозь годы» подписал моему мужу — спартаковскому вратарю Валентину Ивакину. Валя попросил у Старостина презент и для тестя. «Да-да, Володе -конечно», — ответил Николай Петрович и сделал надпись еще на одной книге.

Среди вратарей ему нравился Владислав Жмельков, с которым тоже в свое время играл и тренировался. До последних дней испытывал неловкость перед Владимиром Степановым: однажды папу поставили на игру вместо тезки, а тот вскоре попал под трамвай и остался инвалидом. Конечно, два этих события никак не были взаимосвязаны, и все же...

Во время войны он получил бронь как работник оборонного предприятия. Был участником легендарного футбольного матча в Сталинграде между «Трактором» и «Спартаком» после Сталинградской битвы. Команда должна была вылететь туда на двух самолетах, но из-за плохой погоды добрался только один, где среди прочих спортсменов был и Щагин. «Трактор» тогда выиграл, но спартаковцы ничуть не огорчились такому результату, потому что понимали: победа «Трактору» была нужнее, она символизировала несгибаемость выстоявшего в сражении города.

А затем получилось так, что папе пришлось уйти из «Спартака». Надо было выбирать между футболом и волейболом, а в отсутствие братьев Старостиных с руководством общества не удалось найти общего языка. Папа сначала перешел в «Локомотив», где играл, кстати, вместе с Николаем Эпштейном. Затем — в «Динамо».

Моя мама, Мария Михайловна Борисова, тоже когда-то играла за «Спартак», потом стала заслуженным тренером республики. Не оставила спорт и после моего рождения, поэтому в семье любили вспоминать, как во время тренировок и игр меня, маленькую, размещали на матах в углу спортивного зала. К слову, в волейбол практически везде играли на открытом воздухе, залов было всего ничего: на Цветном бульваре, на улице Воровского...

В волейболе, конечно, Владимир Щагин был более значимой величиной, чем в футболе. Хотя материальных благ это практически не приносило.

Папа любил повторять: «Мы играли за кефир», подразумевая, что вместо денег спортсменам выдавали только талончики на обед. Правда, однажды за победу в первенстве СССР подарили телевизор, бывший тогда большой редкостью: мы жили на 2-й Брестской, и чуть ли не вся улица собиралась у нас смотреть матчи чемпионата мира 1952 года, проходившего на стадионе «Динамо».

Одним из лучших волейболистов страны считался Константин Рева, для меня просто дядя Костя. Но Рева отдавал папе приоритет, говорил, что именно Щагин его открыл на площадках парка Горького. Папа привнес в волейбол многое: это и первая передача прямо под удар, и выход пасующего из задней линии в переднюю, и сильная подача крюком. Так что вспоминают его не только благодаря титулам, которых набралось немало: двукратный чемпион мира, двукратный чемпион Европы, про первенство страны и говорить не приходится. Среди волейболистов он одним из первых стал мастером, а затем и заслуженным мастером спорта. Был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

К моему замужеству в восемнадцать лет папа подошел строго: все-таки у нас с Валей была немалая разница в возрасте. Да и знакомы были меньше года, причем встречались нечасто: то он на соревнованиях, то я. Помню, однажды припозднилась со свидания, и когда в темноте пробиралась по комнате, папа запустил в меня ботинком и разбил зеркало... Но с Валей они, как два спортсмена, быстро нашли общий язык, часами могли обсуждать матчи. Папа вообще дружил и постоянно перезванивался с футбольными людьми — Василием Трофимовым, Константином Бесковым, братьями Дементьевыми — особенно с Пекой. Водил знакомство и с артистами, среди которых были Михаил Яншин, Иван Петров — бас Большого театра.

А вот современный волейбол в последние годы не очень любил смотреть...



Константин РЕВА,
заслуженный мастер спорта,
2-кратный чемпион мира по волейболу





Из книги Владимира Щагина «Мяч и время»

Евгений БОГАТЫРЕВ,
спортивный журналист



Виртуозы волейбола


В 1949 году в Праге случилось знаменательное событие: первая победа отечественного спорта в командных видах на чемпионате мира. Сделала это мужская сборная СССР по волейболу.

Игра той команды восхищала миллионы. Тертые мужики, прошедшие войну (а они составляли костяк), были сильны единством и крепостью духа, и, конечно, высочайшим мастерством.

Мне было тогда 4 года с небольшим. И первые мои воспоминания в жизни окрашены в цвета этой победы. Закрываю глаза, и вижу себя на летном поле аэродрома Внуково среди встречающих «волейбольных богов» (как потом назовет игроков этой команды спортивный публицист Аркадий Галинский.) Я крепко-крепко держу за руку маму и мы — родные и близкие игроков и тренеров сборной СССР (а мой отец в свои 32 года возглавлял и сборную страны, и команду ЦДКА) — ждем приземления самолета из Праги. И мама почему-то шепотом объясняет мне, как надо себя вести...

Под звуки военного оркестра волейболисты спускаются по трапу на землю... Поцелуи, объятия, речи... Я стою рядом со спортивными героями и горжусь, что мой отец среди них... Недавно Ольга Ивакина-Щагина, дочь одного из лидеров той великой команды, подарила мне фотографию с торжественной встречи наших волейболистов в аэропорту; на митинге в честь первой победы советской сборной серьезный вид был только у одного меня — то ли я проникся ответственностью момента, то ли пытался запомнить каждое мгновение этого исторического момента. Потом я не раз бывал на тренировках главной команды страны и подружился со многими из первопроходцев отечественного волейбола. Личностями яркими, самобытными, колоритными — настоящими виртуозами игры.


Русская народная


Волейбол в те годы не уступал по популярности футболу, а по количеству мастеров даже превосходил. Любопытно, что в предисловии к своду правил, вышедших в середине тридцатых годов в Германии, на полном серьезе утверждалось, что волейбол — русская народная игра. И в самом деле: не сыскать такого уголка на просторах нашей страны, где нельзя было бы найти волейбольной площадки. В «летающий мяч» играли и стар, и млад.

«Нам выпало счастье начинать в увлеченное волейболом время... — писал в книге «Верность времени — верность себе» Владимир Щагин, — Главным волейбольным центром был, конечно, Парк культуры и отдыха имени Горького — ЦПКиО. Сейчас и представить трудно популярный этот парк в виде большого волейбольного стадиона. А тогда в ЦПКиО съезжались со всей Москвы — ради волейбольных площадок. Их насчитывалось три десятка или около того... Мы играли почти ежедневно, заранее сговорившись, где в следующий раз соберемся (в плохую погоду все равно « встречались в парке — обсуждали всякие спортивные события, разбирали игры, о жизни беседовали), эти годы остались в памяти как самое веселое, радостное время».

Чтобы представить, каким был волейбольный бум в стране в сороковые годы, достаточно отправиться в подмосковные Раздоры, где на несколько десятках площадок в любое время года играют в волейбол. В последнюю субботу нынешнего сентября и я там побывал. Среди многих интересных людей довелось встретить и волейболиста знаменитых команд ЦДКА и ВВС послевоенных лет, полковника в отставке Николая Максимова. Мальчишкой он пропадал на матчах старой гвардии армейского волейбола, где блистали Константин Рева, Владимир Саввин, Сергей Нефедов и другие...


Новаторы


Если бы в спорте существовало бюро патентов, то игроки той великой плеяды, составлявшей костяк самой первой сборной страны, могли бы претендовать на первенство и по числу «изобретений», сделавших волейбол игрой динамичной, комбинационной, скоростной. В те годы (и вплоть до наших дней) большинство команд играли в три касания. При этом защищавшиеся почти всегда точно знали, кто из нападающих соперника будет производить удар (в любой команде эта миссия доверялась сильнейшему нападающему, находившемуся на передней линии). И вот Константин Рева, Евгений Алексеев, Владимир Щагин вопреки установленным канонам стали производить удары с первой передачи, и к такой игре их соперники долго не могли приноровиться. Московские армейцы были первыми, кто стал применять тактику по принципу — шесть в нападении и шесть в защите. Подобных нововведений в наш волейбол игроки ЦДКА и сборной СССР первого созыва привнесли множество.

Новаторы волейбола произвели на чемпионате мира в Праге фурор. Игра сборной СССР оставила настолько сильное впечатление, что много лет спустя в 1983 году во время визита в Москву президент Международной федерации волейбола француз Поль Либо, бессменно возглавлявший эту организацию почти четыре десятилетия, в беседе с корреспондентом «Советского спорта» отметил, что лучшей, на его взгляд, командой за всю историю мирового волейбола была сборная СССР, победившая в 1949 году в Праге.

«Эта команда, — говорил Либо, — отличалась сыгранностью, высоким мастерством игроков, умением импровизировать на площадке».


Щегол, Лапша и просто Паша


Я не раз бывал на тренировках главной команды страны, и подружился со многими из первопроходцев отечественного волейбола, личностями яркими, самобытными, неординарными, о которых и хочу рассказать.


Владимир САВВИН. Капитан команды — заслуженный мастер спорта майор, фронтовик, кавалер девяти боевых Орденов и медалей. Он начал войну рядовым, а закончил помощником командира пехотного полка в поверженном Кенигсберге.

При росте 1 метр 73 сантиметра выпрыгивал над сеткой по грудь! Прекрасно бил по мячу правой и левой рукой, отличался точным приемом и передачей, уверенной игрой в защите. По уровню мастерства он был ведущим игроком команды ЦДКА и сборной страны, а по своим волевым и организаторским качествам — душой коллектива. Выпускник Военного института переводчиков стал вице-президентом Международной федерации волейбола (FIVB) и, как признавал Поль Либо, сыграл ключевую роль во включении своей любимой игры в олимпийскую программу.


Константин РЕВА. Один из лучших нападающих мирового волейбола XX века по опросу FIVB. Кажется, не было положения, из которого он не смог бы точным и сильным ударом завершить комбинацию. В совершенстве владел ударом с обеих рук. Отличная прыгучесть позволяла ему бить поверх блока. Впрочем, «он не только высоко прыгал, — как отмечал Владимир Саввин, — но и оказывался в воздухе в наиболее удобной для удара позиции. Можно было позавидовать той уверенности, с какой он управлял своим телом и координировал движения в безопорном положении. Поэтому соперникам было так трудно играть против Ревы. Они никак не могли приноровиться к его разнообразному арсеналу». Его неотразимые по силе удары не раз вносили растерянность в команду «противника». В тяжелые минуты он серией блестящих ударов спасал команду. Потрясенный игрой в атаке лидера атак нашей сборной чехословацкий художник в одной из пражских газет изобразил красавца-атлета, проткнувшего копьем поверженного противника, и сделал такую подпись: «Удары Константина Ревы пригвождали соперников к земле».

На Реву тогда ходили как в Пушкинский театр на Черкасова и Симонова. Как на футбол — на Федотова, Боброва, Стрельцова.


Владимир ЩАГИН. Игрок на все времена. 22 года Щегол, как звали его товарищи по спорту, блистал на волейбольной площадке. Мастер-универсал, хозяин площадки, он одинаково классно играл в защите, пасовал и бил, при этом держав в руках все нити игры. Боец до мозга костей, забивавший часто решающие мячи.

«Талант его я назвал бы яростным, — утверждал писатель Александр Нилин, не один год друживший с Владимиром Ивановичем. — Он заводил команду своей невозможностью примириться с неудачей. Он не верил, что может быть побежденным». По утверждению тренера московского «Спартака» предвоенных лет (где Щагин был самой заметной фигурой) и сборной СССР первого созыва Григория Берлянда, он обогатил волейбол многими тактическими и техническими новинками. Чего стоил его фирменный кистевой удар! Во время прыжка Щагин неуловимым движением поворачивал кисть справа налево, и мяч от блока летел в аут.


Алексей ЯКУШЕВ. В свои 36 лет, по мнению Щагина, был игроком наисовременнейшим, способным сыграть превосходно на любой позиции. Удар такой — мячом шведские стенки ломал! И прекрасно владел обманными ударами, в этом компоненте игры ему не было равных, как и в умении вывести нападающих своей команды на удар без блока. А прозвище ему дали Лапша. За гибкость, наверное. Уж очень хорошо координированным был Леха!..


Сергей НЕФЕДОВ. 20-летний москвич был самым молодым среди первых чемпионов мира. «Игрок большого таланта, — утверждал Владимир Щагин. — Искусный пасующий, известный всем любителям волейбола как защитник. Но защитник выдающийся, способный своими действиями в обороне решить исход игры. Взять, например, в решающие минуты несколько труднейших — а он мог принять, не преувеличиваю, любой силы удар — мячей. И этим подавить соперника, подорвать в нем уверенность».

«Игру Нефедова всегда сопровождали овации, — вспоминал спортивный публицист Аркадий Галинский, — но не менее важным было то, что знаменитые его «перекаты» (падения на спину, на бок), благодаря которым мяч, с какою бы силой и как бы низко он не летел, неизменно оказывался на пальцах, у подбородка, — с энтузиазмом осваивали тысячи юных волейболистов всех городов. И тот, кто видел эту игру, не может ее забыть».


Порфирий ВОРОНИН. Для друзей — просто Паша. Один из сильнейших ленинградских волейболистов. Выделялся прыгучестью, а это в волейболе ценно во все времена. Бил что с левой, что с правой. Хорошо играл в защите. Воронин — фронтовик, служил на Северном флоте.


Владимир УЛЬЯНОВ. Фронтовик-зенитчик. Нападающий. По мнению Щагина, он заметно уступал Реве. Не бил левой рукой. Недостаточно хорошо видел площадку. И все же мастер высочайшего класса. После Ревы — лучший из нападающих тех лет.


Одна группа крови


А возглавлял сборную страны старший тренер ЦДКА Григорий Берлянд. Почему выбор пал на 32-летнего отца, притом, что в сборной были игроки и постарше? Об этом в разное время я допытывался у Владимира Щагина и Константина Ревы, тех, с кем он начинал играть в 30-е годы в ЦПКиО и московском «Спартаке». Ветераны говорили, что был он с ними одной, можно сказать, игроцкой группы крови, хорошо читал и вел игру. И поняв, что на тренерском мостике их товарищ может сделать больше, чем на волейбольной площадке, корифеи признали в нем тренера. И он оправдывал их надежды: с 1938 по 1940 годы команды, которые он возглавлял, трижды побеждали в чемпионатах СССР.

О том, что наша сборная намного опередила соперников и время, говорит и статистика: в 8 играх чемпионата мира мы проиграли всего 2 партии. Это показатель высочайшего класса.


Три минуты — целая жизнь


Об ажиотаже, царившем в Праге перед финальным матчем СССР — Чехословакия говорит тот факт, что на него было подано 500 000 заявок. И только без малого 20 000 счастливчикам удалось попасть на матч принципиальных соперников, до этого легко победивших всех своих противников. Когда годом раньше волейболисты Чехословакии выиграли чемпионат Европы (правда, наши в нем не участвовали), то стали национальными героями. И понятно, что в тот день, 18 сентября, стадион бурно поддерживал своих.

Игра продолжалась почти 2 часа и, по свидетельству Анатолия Эйнгорна, была самой красивой и увлекательной, свидетелем которых он был за долгую карьеру спортсмена и тренера.

Несмотря на то, что большинство игроков хозяев были выше волейболистов сборной СССР, наши в упорной борьбе выиграли две первые партии (15:7,15:11). Третий сет остался за сборной Чехословакии (19:17). Незадолго до конца четвертой партии старший тренер нашей сборной Григорий Берлянд потерял сознание и упал без чувств. Доктор команды Юрий Зельдович (один из лучших спортивных врачей того времени), сделал тренеру укол и привел его в чувства. А лет десять спустя при очередном медобследовании у Григория Ефимовича был обнаружен рубец на сердце от микроинфаркта.

В четвертой партии игра шла очко в очко... На мощные удары двухметрового игрока хозяев Тесаржа, отвечал наш бомбардир Константин Рева. В финале он нанес 81 удар по мячу, из которых соперники смогли отразить только пять.

Целых три минуты шел розыгрыш последнего мяча. Потом эти три минуты Владимир Щагин «проживал» много раз в жизни во сне. Об этом мне рассказывала его дочь мастер спорта по волейболу Ольга Ивакина-Щагина. А вот как сам вспоминал Владимир Иванович о ключевом эпизоде пражского финала в своей книге «Верность времени, верность себе»:

«Три минуты... Три минуты — во сне другие измерения, и каждый раз минуты эти по своему спрессовываются — был тогда в воздухе мяч... Счет 14:13. Один выигранный мяч — и мы чемпионы... Напряжение — не передать. Все на пределе. Надо заканчивать встречу. Сил на еще одну партию нет. Стадион ревет...

Три минуты мяч в воздухе — сильнейшие удары с обеих сторон, достаем, поднимаем сложнейшие мячи.

Сколько же может тянуться такая игра? И вот во сне мне (в который раз, который уже год!) невмоготу.

И вот, наконец, Леха Якушев по встречному мячу бьет правой рукой на четвертый номер. Все!

Я просыпаюсь опустошенный — такой, какими были мы тогда. Не стану утверждать, что финал в Праге — лучшая игра в моей практике. Случались игры, когда меня персонально выделяли, отличали, превозносили. Назову в числе таких удач финал на чемпионате мира пятьдесят второго года в Москве. И при всем том, финал в Праге не могу не отнести к разряду главных матчей для всего моего поколения, и снится он правильно, справедливо. Без той победы лучшие игроки моего поколения при всех несомненных наших достоинствах вряд ли вошли бы в историю отечественного волейбола. И сама история без такой страницы потеряла бы, на мой взгляд, занимательность».

Журнал «Московский спорт», № 3 (31), 2014 год




Право размещения материалов предоставлено
Современному музею спорта Ольгой Владимировной Ивакиной
и Евгением Григорьевичем Богатырёвым




 
 
 
Все материалы, представленные на сайте, являются
собственностью Современного музея спорта. Их использование
возможно только с согласия администрации музея.
 
Copyright © «Современный музей спорта» 2020
 

Сводная ведомость СОУ .pdf (0,4 Mb)

Rambler's Top100