Интервью
ПОПОВИЧ (ВАСИЛЬЕВА) Марина Лаврентьевна
- Марина Лаврентьевна, почему авиация?
- Война определила мою судьбу. Контроль над моим родным городом Велижем Смоленской области в 1941-42 годах неоднократно переходил от советских войск к немецким оккупантам. Мы жили, практически, на передовой. Бомбили почти непрерывно, звук приближающихся самолётов наводил ужас. Пережидая бомбёжки, я представляла себя лётчиком, который на своём краснозвёздном самолёте бьёт ненавистных врагов. Именно лётчиком – не артиллеристом или моряком. Лётчик был для меня фигурой вполне конкретной: мой дядя Константин Логинович Щербаков был лётчиком-истребителем. Приезжая к нам
в гости перед войной, он, усадив меня к себе на колени, рассказывал о самолётах, полётах и фигурах высшего пилотажа. Я была очарована его синей формой, петлицами, ремнями портупеи, но больше всего – планшетом. В нем было множество кармашков, разных отделений, специальные линейки, циркули и множество других невероятно интересных вещиц.
Многие жители уходили к партизанам, в том числе ушли и мои братья. Одному было девять лет, а другому – двенадцать. Воевали здорово, счастье, что не погибли.
Однажды мама привезла домой нашего лётчика. За золотое кольцо немецкие конвоиры отдали больного военнопленного. Спрятали в доме. Стали лечить, через некоторое время заболели все мы, а потом и остальные жители деревушки, в которой
мы тогда жили. Оказалось – тиф. Когда немцы узнали – хотели деревню сжечь, привезли большие зелёные канистры с бензином. Узнав об этом, партизаны ночью вывезли всех жителей в лес, а оттуда – на Большую землю. Так мы попали в Сибирь. Это был 1943 год.
В Сибири жили в селе. Мне было уже 12 лет. В деревне выращивали лен, работали в основном дети и подростки. Меня выбрали звеньевой – гордилась невероятно! Маленькая была очень, роста не хватало дотянуться до верха «саженя». Просила других ребят измерять, а сама потом перемножала и вела учёт.
Война закончилась. Вопрос выбора профессии передо мной не стоял.
В 1947 году поехала в Новосибирск поступать в авиационный техникум. На площадке рядом с учебным корпусом стояли самолёты. Я подумала: «Вот красиво! Значит, правильно я попала!»
Во время вступительных экзаменов заболела малярией. По ночам то тряслась от холода, то задыхалась от жары. По всему общежитию для меня собирали тёплые вещи. В общем – болела. Но днем шла сдавать экзамены, я же не признавалась, что болела, врача не вызывала. Хорошо сдала: две пятерки, две четверки. С тройками в авиационный техникум не принимали.
На приемной комиссии мне сказали: «Вы зачислены на сварочное отделение». Мое удивление граничило с возмущением.
Я думала, что меня сразу посадят в самолёт и будут учить летать. А тут – какое-то «сварочное»! Не сдержавшись, я заявила:
«Я пришла летать, а не щи варить!» Мне говорят: «Вы ошибаетесь, «сварка» – это очень высокой точности соединение швов деталей самолёта. Крылья варят, элероны и прочее». Я отвечаю: «Все равно это меня не устраивает». И ушла.
Директор техникума Мануйлов, светлая память ему, спросил: «А куда вы пойдёте?» – «В торговый техникум. Аэроклуб здесь есть, я точно узнала. Я буду летать». Он удивился: «В торговый?» Я затараторила: «Мне все равно! Учиться там не буду – буду числиться. Главное, останусь в городе и буду летать!». Он говорит: «Убейте меня, вы вернётесь!» Забрала документы и ушла. Хороший человек был, другой бы выгнал, да и все.
В торговом техникуме удивились: «Вы же так хорошо сдали в авиационный! Почему вы не остались?» Я говорю: «Меня
на сварочное отделение записали. А мне это не подходит!» – «А у нас, миленькая моя, на первом курсе продают пирожки на рынке. Это практика. Будете продавать?» Я говорю: «Никогда в жизни!» – «Вот и возвращайтесь назад!»
Пришла назад, плачу: «Там надо пирожки продавать». Директор говорит: «А что? Пирожки – хорошее дело! Парочку продали, парочку съели». Я говорю: «Не-не-не, меня это не устраивает! Ладно, буду на «сварочном». Начну летать, а там будет видно».
В аэроклубе первые два года меня не брали на лётное отделение из-за маленького роста (чтобы быстрее вырасти, висела вниз головой каждое утро). Прыгала с парашютом. Потом зачислили на лётное.
Летом 1951 года я окончила техникум, окончила хорошо, без троек, но не с золотой медалью, чтобы остаться
в Новосибирске. Получила направление в Омск на авиационный завод. Директор техникума Мануйлов говорит: «Раз вы хотите летать – не надо в Омск ехать. Оттуда вы потом не вырветесь. Я помогу вам устроиться здесь. Будете продолжать летать».
Я осталась в общежитии и начала работать на заводе «Имени Коминтерна» по специальности технолога по сварочному производству. Это было потрясающее предприятие! В те времена я даже не подозревала о степени его закрытости. В прошлом, 2005 году, когда я была в гостях на родном заводе, я впервые узнала об уникальной зенитно-ракетной технике, производившейся
в его цехах.
В 1952 году я приняла решение поступать в летно-техническую школу ДОСААФ города Саранска. Но осуществить свое намерение было не так просто. Женщин брать не хотели. Решение о моем поступлении было принято самим Клементом Ворошиловым, к которому я буквально «прорвалась» благодаря своему упорству, которое сегодня я бы назвала нахальством.
Много лет спустя я узнала, что моя будущая профессия была под угрозой и состоялась только благодаря добрым людям, которые не побоялись взять на себя ответственность и представили в лётную школу мое личное дело, исключив из него всякое упоминание об оккупированной территории, которую я покинула в 1943 году. Этот пункт анкеты стал препятствием для многих моих знакомых при поступлении в лётные училища. Я благодарна судьбе, что на моем пути встретились такие люди, как Мануйлов и директор завода «Имени Коминтерна» Сашко, которые поверили в меня и помогли.
Саранскую лётно-техническую школу я окончила с отличием в 1954 году. В дипломе значилось: «инструктор-лётчик». Имела право выбора места работы. Мои товарищи по выпуску, родом из крупных городов, просили меня: «Не бери Москву, не бери Киев, Ленинград, Ташкент, Новосибирск». А я – смоленская, там аэроклуба нет. Захожу на распределение. Спрашивают: «Ну что, Васильева? Вы выбрали? Вы же отличница, имеете право выбирать». Я говорю: «Мне нечего выбирать, потому что меня попросили не ехать в те города, откуда ребята родом. Они хотят поехать работать домой. Мне некуда ехать. Так что посылайте
в какую-нибудь «тьму-таракань»!» Сидит генерал Каманин, другие генералы. А начальник штаба, такой язва был, все меня воспитывал, говорит: «Ну конечно, ей надо в «тьму-таракань», но, правда, чтобы там был не грунтовый аэродром, а настоящий, первого класса с бетонированной взлётной полосой. И еще чтобы метро было. Такая тебя «тьма-таракань» устраивает?» Я говорю: «А такая – так совсем хорошо!» А начальник училища говорит: «Мы решили вас оставить работать здесь. Впервые на лётном отделении будет инструктор-лётчик – женщина. Вы не против?» Хорошенькое дело, конечно! Я осталась. Чувствовала себя взрослым, самостоятельным человеком. Мне было присвоено звание старшего лейтенанта, я зарабатывала очень хорошие по тем временам деньги.
В 1955 году я вышла замуж за лётчика Павла Поповича, с которым познакомилась четырьмя годами ранее. Обоюдным условием замужества было продолжение работы по выбранной профессии, которому мы следовали всю совместную жизнь. Павел стал лётчиком-космонавтом, дважды побывал в космосе: в 1962 и 1974 годах. Старшая дочь Наташа появилась на свет в 1956 году. Один год и четыре месяца я посвятила дочери, оставив работу. Спустя 12 лет родилась Оксана.
- Вы заслуженный мастер спорта, на Вашем счету 101 мировой и 136 всероссийских рекордов. Расскажите, пожалуйста, об этом.
- В аэроклубе я получила квалификацию «лётчик-спортсмен». Но спорт для меня никогда не был самоцелью. В работе на рекордный результат меня привлекал процесс достижения совершенства при исполнении поставленной задачи, выход на новый уровень собственных возможностей, что продвигало меня к достижению главной цели – работе лётчиком-испытателем.
В 1961 году я работала в «Чкаловском», в ЦНИИ-30. Я летала на транспортном самолёте Ил-14.
А очень хотелось – на истребителе. Для этого надо было быть военным лётчиком. Невероятными усилиями добилась встречи
с главнокомандующим ВВС, главным маршалом авиации Вершининым, и в 1962 году была призвана на действительную военную службу.
Командовал полком Герой Советского Союза Виктор Алексеевич Иванов. Характер у него был – не дай Бог! Скажешь ему: «Я хочу летать!» А он: «Добро, отдыхай, завтра посмотрим!» Мы быстро поняли эту его особенность и часто хитрили: «Ой, такая погода плохая, мы не хотим летать!» – «Будете летать!» Хороший был человек, но отличался невероятным чувством противоречия.
В «Чкаловском» я познакомилась с полковником Серегиным, который 27 марта 1968 года разбился в роковом полете
с Юрием Гагариным.
Серегин мне посоветовал: «Марина, ты хочешь на истребителе летать?» – «Конечно!» – «Тогда делай так: когда увидишь меня с Ивановым, подойди, обратись ко мне и скажи какую-нибудь гадость об истребителях». Зима, дневные полеты, все в унтах, красивые лётчики. Стоят Иванов и Серегин. Я подхожу и обращаюсь к командиру полка: «Товарищ полковник, разрешите обратиться к полковнику Серегину?» – «Обращайтесь!» – «Товарищ полковник, на чем вы сегодня летали?» А он: «Ну, как на чем? На МиГ-15 и на МиГ-15 бис». Я говорю: «И что вы их так любите! Они же на валенки похожи! Мне они не очень нравятся». Иванов поворачивается к Серегину: «Самолет потрясающий, реактивный, а для нее – это валенок! А? Научить и доложить!»
Что нам и требовалось!
На аэродроме в «Чкаловском» работала военным инженером-испытателем полковник Ольга Николаевна Ямщикова, первая женщина в стране, которая освоила реактивный самолет МиГ-15. Как-то раз Ольга Николаевна спросила: «Ты хочешь быть лётчиком-испытателем?» – «Ольга Николаевна, очень!» – ответила я.
В истории ГК НИИ ВВС имени В.П.Чкалова были три женщины лётчицы-испытатели: заслуженный лётчик-испытатель полковник Нина Ивановна Русакова; полковник Ольга Николаевна Ямщикова, фронтовичка, командир боевой эскадрильи, имела на своем счету сбитые немецкие самолеты. Посылали на Героя, но так и не дали. Третьей была я.
В 1962 году Ольга Николаевна посоветовала: «Если хочешь быть лётчиком-испытателем, ты должна слетать на рекорд!» Готовилась я к работе на Л-29 – спарке, чехословацком учебно-тренировочном реактивном самолете с Героем Советского Союза Александром Фёдоровичем Николаевым, испытателем этого типа самолетов. Стокилометровый треугольный маршрут – три точки (старт, первая, вторая – назад) – носил название «рекорд-корона». Надо пройти с максимальной точностью и скоростью. Я сделала первый раз – получилось, но хотелось лучше. Второй раз – хуже. Иду третий раз – температура повысилась, не хватает тяги. Рекорд был засчитан по первой попытке. Это был мой первый рекорд мира.
Вскоре меня отправили переучиваться на МиГ-21. На этом самолёте в 1964 году я шагнула за звуковой барьер.
В этом же году сбылась моя мечта – я стала лётчиком-испытателем.
21 июля 1965 года на взлете мой МиГ-21 рухнул на взлётную полосу. В этот вечер мы хотели отпраздновать мой день рождения. К счастью, мне удалось избежать самого страшного – я осталась жива, хотя и получила сильнейший стресс. Наблюдавшие за катастрофой коллеги простились со мной. Но судьбе было угодно дать мне шанс. Вообще-то, после таких падений отстраняют от полётов. Но командование, понимая, что для меня значила авиация и как трудно я к ней шла, решило меня не отчислять. После периода реабилитации мне дали ЯК-25-РВ и сказали: «Проверь себя».
Проверка прошла успешно: вскоре на самолёте ЯК-25-РВ я установила три мировых рекорда. Один из этих рекордов не побит до сих пор.
- Марина Лаврентьевна, каково работать в мужском коллективе, да и еще в мужской профессии?
- Артисткой надо быть! Особенно если дома грудной ребёнок по ночам требует внимания, а утром тебе надо лететь.
И форму перед полётом надо держать на все «сто», иначе не полетишь. Приходилось держаться, что бы ни было на душе. Да я и не думаю, что половая принадлежность имеет какое-либо значение. Есть только один критерий: профессионал ты или нет, а в самой постановке вопроса – мужчина или женщина – уже присутствует некая дискриминация.
- Расскажите, пожалуйста, про отбор в отряд космонавтов в 1962 году.
- На отборочной комиссии мне сообщили, что я не прошла, так как у меня повышен кислородный обмен. Я возмутилась: «Как это повышен? Я летаю на больших высотах, постоянно прохожу обследования, и всё было в норме. Я объявляю голодовку, это не дело». Когда дошло до самого большого начальства, все забегали, запахло скандалом. Я требую своё: «Скажите хоть раз честно!» Тогда мне сказали: «Марина Лаврентьевна, у вас маленький ребёнок». А я говорю: «А что, у меня ребёнка не было
до комиссии?» Тут было, конечно, не то. Решение по кандидатуре было принято «наверху». Но это была великая ошибка. Задание выполнено не было. В результате, генеральный конструктор заявил: «Пока я жив, ни одна женщина летать не будет!» И всё, двадцать лет не летали. У американцев сейчас сорок женщин-астронавтов, а у нас через 20 лет после первого полёта женщины
в космосе была Светлана Савицкая, а потом – Елена Кондакова. Результаты полета последней были настолько хороши, что американцы пригласили ее в свою экспедицию на «Шаттл».
- А какие у Вас были отношения с Хрущёвым?
- Ко мне он относился хорошо, обращался по имени-отчеству. Никита Сергеевич не знал, что я проходила комиссию. Если бы мне быть порасторопнее! Ведь профессионалов не было ни одного, зарубили всех.
- Среди Ваших многочисленных наград – Золотая авиационная медаль Международной авиационной федерации FAI. Расскажите, пожалуйста, о ней.
- Это высшая награда Международной авиационной федерации. Из отечественных лётчиков этой престижной наградой были отмечены только четверо: Владимир Коккинаки (1965), Александр Федотов (1974), Семён Харламов (1987) и я. Единственным космонавтом, получившим эту медаль, был Юрий Гагарин, т.к. Золотая космическая медаль FAI была учреждена только в 1963 году, через два года после полёта Юрия Алексеевича. Золотая авиационная медаль FAI присуждается ежегодно за особо крупный вклад в развитие авиации и космонавтики. В настоящий момент моя медаль находится в Государственном центральном музее современной истории России, бывшем Музее революции.
- Марина Лаврентьевна, как в Вашей жизни возникло увлечение НЛО?
- Когда моей дочери Оксане было 16 лет, мы с ней поехали в горы. Я очень любопытный человек и занялась изучением феномена «снежного человека». Было это в восьмидесятых годах. Памир, Варзобское ущелье. Мы были на высоте около 4 тысяч метров. В составе группы из сорока человек были и лётчики, и ученые, и путешественники. Мы, вооружившись теле- и фотокамерами, биноклями сидели ночью у костра. Вдруг моя дочь воскликнула: «Смотрите! Звезда была наверху, а теперь здесь!» Прямо перед нами висел яркий шар, из которого исходил плотный луч, резко обрывавшийся над лесом. От удивления мы потеряли дар речи. Это было первое прикосновение к таинственному и неизведанному явлению.
Ночью я проснулась от крика Оксаны. Как вспоминала дочь, кто-то тащил её из палатки. Следом за ней закричала и
я. Оксана оказалась снаружи. Рядом никого не было. Нам обоим стало плохо. Никто ничего не видел. Только руководитель экспедиции Саша Румянцев заметил огромную тень. На специально насыпанной земле остались отпечатки огромных ступней, потом сделали слепки.
Почти в бессознательном состоянии нас с Оксаной спустили вниз в ущелье. Разместили на даче местного жителя, знакомого наших ребят. Мы немного оклемались, стали нормально спать. Я подумала: если бы на работе обо всем этом узнали, уволили бы к чёртовой матери. Хозяин дома ухаживал за нами. Выполнял все наши пожелания. Как-то раз говорю ему: «Нарвите, пожалуйста, яблочек!» Он мне: «Хорошо, сейчас». Достал лесенку, нарвал, принёc.
Однажды из города пришла машина. Водитель доложил: «Товарищ министр, машина подана!» Оказалось, что наш гостеприимный «дядечка» - премьер-министр местной республики.
- Марина Лаврентьевна, есть ли у Вас идеал, пример для подражания?
- Для меня есть несколько непререкаемых авторитетов: авиаконструкторы Олег Антонов и Владимир Мясищев; генеральный конструктор Сергей Королёв, человек фантастической целеустремлённости и заряженности на успех.
Чисто по-человечески, мне близок ещё один великий россиянин Михаил Ломоносов. Может потому, что он, как и я,
из деревни. Что всего в жизни добивался сам. Я не в коей мере не хочу сравнить себя с величайшим гением по степени таланта.
Но тоже пешком, и тоже из села, и тоже в ужасных условиях. Должна признаться, что я обладала великим нахальством. Меня прогоняли, не брали. Я проявляла невероятную настойчивость, доходила до самых высоких инстанций. Но своего добивалась.
Помню, в свои первые каникулы во время учёбы в лётно-технической школе в Саранске я поехала к тёте в Саратов. Тётя Тося была связисткой во время войны, я её очень любила, красавица была. Однажды я собралась на танцы. Тётя дала мне свое бархатное платье. Настоящее вечернее, длинное. На танцах за исполнение вальса мне вручили духи «Красная Москва». Горда была невероятно!
Однажды тётя Тося спросила: «Чего ты хочешь добиться в жизни?» Я взяла лист бумаги и аккуратно вывела:
1. Хочу быть военным лётчиком-испытателем 1 класса.
2. Хочу быть академиком.
3. Хочу быть членом Союза писателей СССР.
4. Хочу иметь квартиру с видом на аэродром.
Так получилось, что всё это сбылось.
Изложение беседы —
Татьяна Хмара,
заместитель директора
Современного музея спорта
Право размещения материала на сайте www.smsport.ru предоставлено
Современному музею спорта Мариной Лаврентьевной Попович 
